Возврат на главную
    

 

Богуслав Славомир Кунда

"ВОЗМОЖНО ЛИ ЭТО, ЧТОБЫ ВСЕ ВИДЕЛ - НЕЗРЯЧИЙ"

 

            Особая поэтика и первые стихи автора этого сборника сложились в 1956 -1957 годах. Попробуем вспомнить то время. Во всепольской поэзии тогда складывался "прозрачный" язык. Проходили громкие поэтические дебюты, после многолетнего застоя польская культура возрождалась, отдавала свои долги. Этот процесс не миновал и Вроцлава, в котором жил и живет по сей день Анджей Бартынский. Именно в его доме, являвшемся местом постоянных встреч молодых кандидатов в писатели. Впервые была признана безжизненность Общества Молодых (его руководителем был Чеслав Бяловец, а членами Марек Глазко, Станислав Гроховяк, Александр Малаховский) и в кочегарке, попивая слабенькое и плохонькое вино, они основали группу "Почему нет", упредившую не только Съезд писателей, постановивших ликвидировать Общество Молодых Писателей, но даже знаменитое заседание VШ Пленума /"Течения", 7.04.1957/. В основании группы и в ее последующей работе приняли участие: Ежи Янковский, Йозеф Ежи Квапиш, Кшиштов Кориолан,  Иренеуш Моравский, Саломея Капустинская, Веслава Шмуковна, Бернард Антохевич, Станислав  Хацинский, Ян Чопик, Алдон Брузда, Яцек Налеч-Цеханович, Генрик Гала. В группу также вошли художники: Роман Росык, Михаил Енджеевский, Ежи Антковяк и актеры, которые под руководством Войцеха Вечорека организовали политическое кабаре.

          Структура группы была крайне свободной, но динамичной, очень скоро заставившей говорить о себе. Члены этой группы в рамках города осуществляли широкие культурные акции, организовывали авторские вечера, как участников группы, так и приглашаемых гостей. Пробовали завязывать контакты с другими сообществами /например, познаньским "Плакучая ива», а также основывали отделения группы в других городах Польши как, например, в Лодзи.

           «Перед зданием партии»,- пишет один из обозревателей таких вечеров,- «кричащий красный лозунг. Конференц-зал переполнен. Сами исполнители либо при галстуках с показной торжественностью на лицах, либо в распахнутых рубашках с радостными минами пришлых триумфаторов. Фортепиано, эпидиаскоп, рефлектор - все это должно создавать настрой и усиливать восприятие стихов... В некоторых выступлениях очевидно проступает дань верности бородатой младопольской традиции; 50 лет тому назад лозунгом поэтов был эпатаж буржуазии. Сегодняшний же потребитель очень старомодный и принципиальный. После вечера сам собой напрашивается вопрос: зачем новая поэзия находит наслаждение в грязных словах? /Р.Арасимович. Рекламисты иди поэты. "Взгляды", 1957, № 8/. Вызывающим выступлениям группы была посвящена статья "Танец в тени гильотины" /"Взгляды".1957.№1/, в которой, с одной стороны, утверждалось, что деятельность группы нашла поддержку в городском отделении Союза Польских Писателей, а с другой, что она стала причиной ряда протестов, так, например, "Танец..." рассматривался как один из "примеров неучтивости и штампованного хулиганства".


На поэтическом фестивале (А. Бартынский сидит справа...) 1960-е

             Анджей Бартынский в этой деятельности группы играл ведущую роль. Рецензент издававшихся отделением Союза Польских Писателей во Вроцлаве поэтических листков, среди которых были  "Телетайпы"  Бартынского, писал, что этот поэт "в настоящее время во Вроцлаве является самым модным сочинителем. Это - столп уже повсеместно известной группы "Почему нет" /ИЗО. Парад шести, ВТК, 1957. №18/. Родившийся в 1934 году во Львове, он в возрасте девяти лет во время допроса в гестапо потерял зрение. После двух лет обучения в советской школе слепых, в 1946 году он приехал в Польщу. Обосновался во Вроцлаве, где его отец, профессор бывшей Коммерческой Академии во Львове и Политехникума, был одним из первых зачинателей и организаторов послевоенной жизни в городе. Учился в Ласках, после окончания нормального общеобразовательного лицея, в 1957 году поступил учиться полонистике во Вроцлавский университет. Параллельно обучался музыке и пению, приобретая в этой сфере патент профессионала. Как певец часто выступает в стране и за рубежом, например, в Великобритании, куда выезжал в 1967 году вместе с группой польских артистов на месячное турне, доход от которого предназначался в помощь бывшим узникам гитлеровских концентрационных лагерей и жертвам войны. В 1965 году совместно с Генриком Галом создал из собственных текстов литературно-музыкальную программу "В обретенном доме", с которой около семи лет они объезжали Польшу. Необходимо также вспомнить, что Бартынский является автором нескольких песен /слова и музыка/, которые публиковались во вроцлавльских "Ежегодное собрание", "Рабочая газета".

          Более всего в литературе Бартынский был занят поэзией. После "Телетайпа" /1957/ он стал автором следующих сборников: "Зеленые холмы" /1960/, "Кого кормит лес" /1965/, "Во славу солнца" /1974/, "Где Рим, где Крым, где бар Чин-Чин" /1977/. Пишет также рассказы, публиковавшиеся в прессе.

           Группа "Почему нет" никогда и нигде не провозглашала программы своей деятельности, хотя отдельные их публикации в журналах несут на себе печать определенной декларативности. Каждый из них писал по-своему, не связывая себя формальным единством, что порой вело к эклектизму и подверженности влияниям… Им были близки Есенин, Лорка, Элюар, Галчинский, ценили Стаффа. На вопрос анкеты в "Современности" о наиболее любимых писателях, Бартынский прежде всего назвал Кафку /"Временами испытываю ощущение, а действительность постоянно это подтверждает, что он наипервейший под солнцем,  идеальнейший геометр", Хемингуэя и Галчинского /"Концентрированное слово. Один из интеллигентнейших поэтов. Все то чем должна обладать поэзия. Абсурд и Скорбь, детская радость, Ниобея и Вит Ствош... Люблю Галчинокого. Как хорошо, что он был поляком". /Современность", 1959,.№ 10/.

            Одними из первых его произведений были "Рапсод о Есенине", а также посвящения Циприану Камилю Норвиду и Бруно Ясенокому. Эти фамилии говорят о тех влияниях, под воздействием которых Галчинский находился. Не случайно такой суровый критик, как Ежи Квятковский усмотрел в них "какую-то светлую взволнованность" /Поэзия как болезнь". Литературная жизнь",1957, № 31/.

             Рецензенты его "Телетайпов" обращали внимание на две особенности стихотворений Бартынокого, которые со временем могут стать неотемлимыми для его поэзии: мелодичность и живописность. Это они объясняли привнесением в сферу поэзии, с одной стороны, музыкально-вокального опыта автора, а с другой стороны, если строго придерживаться языка официальных характеристик, неполноценностью. Однако сразу же отметим, что и лирический герой этих стихов, и сам их автор очень далеки от стереотипных представлений о человеке-калеке. Если в стихах Бартынского и проскальзывают недовольства, то эти сетования никогда не касаются состояния здоровья, либо причин его вызвавших.  Более того -  можно даже примыслить прямо противоположное - автор "Во славу солнца" дает для этого реальный повод. Свое зрение он потерял в исключительной ситуации: во время допроса во львовском гестапо, ему вложили в руки запал от гранаты и спросили: "Что, такие предметы ты тоже приносил?" Запал взорвался. Бартынский, в доме которого собирались многие из подпольной организации Армии Крановой, отец и сестра которого принимали участие в деятельности этой организации, потерял зрение на посту в борьбе за ценности, за которые, как известно, нельзя щадить даже жизни. В "Телетайпах" есть стихотворение, которое подтверждает правильность такого рода реконструкции - "Слепой солдат". Однако вскоре на всем этом появился несколько иной отпечаток, иной мотив: и прежде, на заре европейской поэзии, творил ослепший человек, дела которого дошли до наших дней - Гомер.

                                      
                                       С родителями (Анджей слева) 1930-е

            Миф о Гомере, как известно его авторство Идлиады и Одиссеи весьма спорно, глубоко вошел в средиземноморскую культуру и особо повлиял на Бартынского, придал его поэзии особую плотность. Этот автор, писал как-то Рышарду Войцику, как бы комментируя эту связь: "Это вроде ходьбы, движения. Чтобы быть нормальным и не только внешне.  Потребовалось как-то "великодушно" взглянуть на ущербность, каким-то образом проигнорировать столь неприятный факт. Это означало победить в себе покорность и страх, обрести предназначение заниматься важнейшими делами" /Р.Вомцик. Идущий под ветром. "Перспективы",! 970, № 45/. Требовалось в лабиринте мира отыскать какие-либо его рациональные нити и открыть для себя их смысл.  Обратим особое внимание на то, что линия лабиринта неоднократно появляется в стихах Бартынского, особенно в сборнике "Во славу солнца" и, прежде всего, является линией хаоса. Появляющаяся в тех стихах /в контекстах совершенно неантичных/ Ариадна, вручает, как помним,  Тезею для успешности борьбы в лабиринте обычную нитку. Для слепого такой ниточкой является либо белая палка, либо... поэзия. В стихотворении "Слепой и гость" читаем: /подчеркнуто мною - Б.С.К./:

когда придешь ко мне
закрой свою дверь
и сядь за стол
будут поданы яркие фрукты
и золотой ключик
чтобы открыть окно
потому что судьба - это не вечная ночь
а только
трудность ее осмысления

            Однако вернемся к двум неотъемлемым свойствам поэзии: музыкальности и живописности. Бартынский, видимо, один из немногих современных польских поэтов, которые обращают особое внимание на вокальную сторону слова. Во многих стихах он как бы забавляется словом, отыскивая свойственное ему звучание. Временами эти усилия направлены на выявление семантического аспекта, временами он переступает его и тогда музыкальность становится важнейшей особенностью стиха;

                                               За завесой под иконой
                                               на гребешке играет эконом
                                               прекрасно играет
                                               а рыжая Ариадна
                                               золотые волосы разгребает
                                              почти таким же гребешком

/Альба/

 

По залитой солнцем улице
бредут грустные корсары
в проветренных их руках
натруженных корабельными лебедками
аморальные девицы
семь акул
и каждая акула прекрасна

……………………………

  шесть акул снулых
седьмая
на небе седьмом
Францишек.

                           / Милость святого Франциска/

             Второе направление связано более всего с начальным периодом творчества, с книгой "Кого кормит лес" и со стихами, которые в последующих книгах больше не публиковались, в них он часто стремится к сюрреалистическому гротеску. Здесь доминантой, организующей структуру стихотворения, становится звук. Рецензентка "зеленых холмов" замечает, что здесь Бартынский пытается в качестве источника поэзии использовать, так называемое, "низкое" и примитивное./Б.Бернацка.... маг или игра с китчем, "Новые книги",1961,.№ 15/, подмечает, прежде всего, прием стилизации, позволяющий Бартынскому  вглядываться и "прикасаться к весьма трудным проблемам нашего мира". И в самом деле. В некоторых стихах Бартынского и более позднего периода довольно часто встречаются элемента реквизита, таких как луна, арлекин, кольца, пальмы, однако он никогда за ними не скрывается и не относится к ним всерьез, они создают, как бы автоироничный комментарий собственной ситуации, впрочем, это именно тот самый элемент, который уместно определить в качестве субстанционального для поэтики Бартынского, в котором миф Гомера органически в него вписался.

но что это? что за шум?
вбежал гонец
твой коллега - Гомер неожиданный
принимает великий парад олимпийский

Я Гуливер - заявил некто
красная роза золотая шпага
тебе юноша бессмертие
тебе девушка любовь и верность
И вы в это верите
конечно

             Стихотворение, из которого взята эта цитата, носит название "Наши сны". Если в современной поэзии очень часто наблюдается взаимопроникновение яви и сна, если между ними граница размыта, то у Бартынского их соотношение весьма традиционное: сон лишь выражает полную возможность, и в нем лирический субъект сохраняется именно в силу этой возможности, то есть всегда отдает себе отчет, что сон лишь только дано, который никогда не может быть реализован.

           Мы уже ранее обращали внимание на то, что и музыкальность и живописность поэзии Бартынского являются функциями его жизненной ситуации. Прежде, чем перейдем к рассмотрению второй особенности его поэзии, обратим внимание на стихотворение "Собственное право Я - сности" из книги "Во славу солнца".  После того, как образ сконструирован, он разрушается и рефреном звучит этот разворот: "ничего не осталось, кроме земли". Стихотворение заканчивается следующим образом;

рисую лес
ведь всё равно
знать где ослепнешь

Анджей Бартынский. 1942 год.             В контексте этого стихотворения и ситуации автора необходимо отграничить понятия "слепой" и "ослепший". Между ними есть взаимосвязь, но они не являются синонимами. Слепой - это человек не видящий с самого рождения, ослепший - это тот, кто утратил зрение.  Это различие существенно важно по своим последствиям и для поэзии. Слепой никогда ничего не видел, ослепший же ранее обладал информацией о том, как выглядит мир, его краски, тени и т.п. Именно в этом необходимо отыскивать потоки "живописности" поэзии Бартынокого. Этот термин, взятый нами в кавычки, является весьма многозначным.  «Живописность» - это, прежде всего использование света, всего спектра цвета при построении композиции, что отличает живопись от рисунка. У Бартынокого все эти элементы присутствуют - он любит цвет, свет, тени. Но "живописность" может также означать и склонность конструирования стихотворения на манер пейзажа. Оба эти значения имеют право на существование, так как и сама живопись двойственна, может основываться на "рефлексии" над своими собственными выразительными средствами; в этом плане она автотематична /например, импрессионизм, кубизм/, а может выступать в форме традиционного пейзажа, разрабатываемым, например, Герымским. У Бартынского "живописность" первого значения характерна для коротких стихов, "живописными" во втором значении слова являются такие его стихотворения как, например, "Кракидалы". Это как бы репортаж того, что происходит на Краковской площади во Львове, которая на блатном жаргоне так и называется.

             В репортаже эта площадь и все, что на ней происходит, выглядит как нечто "живое". Выглядит  все весьма натурально и в тех стихах Бартынского, в которых моделируется прошлое, в особенности, если это связано с воспоминаниями детства.

            Зададим себе вопрос:  какими чертами наделен герой этой поэзии? Это, прежде всего безмятежный, знающий чувство меры, осознающий свои обязанности человек. Иногда бывает патетичным. Особенно в стихах, в которых разговор ведется о таких ценностях как Отчизна.  А такого в произведениях Бартынского много. Так в довольно затянутом стихотворении  "Инвокация", читаем:

 

Дом мой Польша
крестьяноко-дворянская селянка
фабрично-городская интеллигентка
от гнездышка к Гнезду
от Метко Первого
до Броневского
Польша моих стихов
…………………………………….

Сколько же ты перестрадала в своей жизни
раздирали Тебя как косулю волки
но всегда кто-нибудь восставал из нас
чтобы отстоять Польша твою правду
…………………………………………….

Орел разума прикрывает тебя крылом
а мы для Тебя Твой верный щит

 

             В "Полевом телефоне 39-45" возникают образы выдающихся исторических деятелей: Совинского, Домбровского, улана Язловецкого. В поэзии Бартынокого вообще то это направление особое, связанное со службой отца в том полку. В книге "Где Рим, где Крым…»" эту функцию выполняет под Монте Кассино солдат:

 

Где же собственная отчизна
наша
Наверное, им на это кое-что стоит
возразить
Прекрасные глаза -
например
прекрасные руки
и ноги.

 

             Но этот патриотизм он дружески переносит и на представителей иных наций. Иногда, как это в стихотворении, посвященном Геворку Эммину, он ощущается в сходстве судеб, иногда он улавливается в его душевном настрое, основанном на чувстве доверия. В этом аспекте наиболее характерной является книга "Где Рим, где Крым, где бар Чин-Чин" - своеобразный дневник поездки в Италию. В стихотворении "Братья", Бартынскмй пишет:

 

Вышли мы все из рогов быка
                              о Европейцы
Из великих волн океана
                              Американцы
Из черного солнца Африки
Из желтой поэзии Азии
                              О Африканцы
                              О Азиаты
неутомимые в труде
стремящиеся к звездам
земляне друзья мои.

 

             Привязанность к собственной земле и открытость для других ценность в поэзии Бартынского первичная. В некоторых стихах слышатся нотки печали на релятивизм бытия. Бартынский тоскует по простым человеческим ценностям, таким как правда, красота, доверие, дружба. Это именно те ценности, которым он хотел бы придать ранг абсолюта и дефицит которых особо его печалит. Слово "печалит" вполне подходит к характеру настроя его поэзии, так как ей чуждо чувство гнева. Но его печаль не является выражением смиренности. Подлинные ценности должны быть добыты из глубин самой жизни. Это задача поэта, так как:

Поэт и судья
оба служат отчизне
защищая по своему
правду и красоту
……………………

Поэзия и Право
соседствуют в слове
формируют людей
разумными и ответственными
Чтобы Общее Дело
хоть немного продвигалось

И чтобы поступки людей
справедливые в своей основе
передавались
из поколения в поколение

                                   / Поэт и судья/

 

             "Нет безразличной поэзии" - пишет Бартынский во вступлении к стихотворению "Поэт". Небезразлично к делам общественным, ответственность за целостность общества, поиск поэтических тем в рамках общественных интересов - таков основной смысл деятельности поэта, его важнейшая обязанность.

 

Поэт отбирает необходимые слова
и складывает их в стихи как сеятель сеет зерна
……………………………………………………..

С тем чтобы в Дольше нашей каждый кто ее засевает
был уверен что его дела
воспоет его поэт
С тем чтобы в Польше нашей каждый работник
был уверен что поэт его верный помощник
………………………………………………………

С тем чтобы в Польше нашей
постоянно поддерживался дух
какой был у Норвида
………………………………………………………

Так возьмемся же за перо
и погруженные в прекрасные мечты
начертаем план развития Отчизны в современном мире
современные поэты и народ в поэтах.

 

             Важнейшей задачей поэта является сотрудничество в формировании
самосознания народа. Эта задача не знает никаких компромиссов. В её реализации не может быть успокоения для поэта:

 

А теперь поедешь на остров
Завезу тебя на него
и там оставлю

  Без лодки
и без компаса
останешься
на волю судьбы
………………………………………….

За что мой Боже
мне такая кара
Потому что слеп ты как Гомер
Потому что глуп ты как писарь
потому что можешь пробуждать к жизни слова
потоку что ощущаешь истинную правду

/ Остров /

 

Анджей Бартынский в лучших своих стихах последовательно реализует эту модель.

Богуслав Славомир Кунда  

(Перевод с польского Юрия Фёдорова)                               
                                            Мардакяны, 1987 г


                     
                      Анджей Бартынский. Греция. Театр Одеон в Помпеях. 1995 

 

 Вернуться в раздел

 

 
 

     Концепция и дизайн - Олег Фёдоров  © 2003-2008