Наталия ТАБЕРТ           О т к л и к и,  п р е с с а

 

 


Кира Калинина

ВСЕ БЕГУТ… А ОН ИМ СВЕТИТ

Кто – он? Светофор из песни Валерия Леонтьева? Тот, кто хочет быть светофором для бегущей толпы… не потому что такой хороший и самоотверженный, а потому что не выносит, когда все кругом стоят в ступоре, - просто болеет от этого. И потому готов светить. Пусть бегут…
"Когда я шла на открытие выставки, я думала, там будет телевидение и заготовила красивую тираду про любовь", - говорила Наталья Таберт, художница, которая рисует чудных зверушек, забавных девочек-феечек, одиноких дюймовочек и других странных существ, не укладывающихся ни в одну классификацию, но так славно уживающихся в прозрачном хрустальном шарике детства, что подвешен на тонкой серебристой ниточке взрослой памяти…

Телевидения как-то не случилось, а хрустальный шарик - образ из книги любимой Наташиной американки Эды ЛеШан, и значит он совсем другое - желание помочь ребёнку увидеть перспективу, которую сам он, по малости опыта, разглядеть пока не в силах, стать для него предсказателем судьбы, доброй судьбы… каким каждый из нас мог бы стать для себя самого, если бы чудесным образом сумел заскочить на часок в собственное детство и утешить себя, маленького и несчастного, когда так грустно, больно, и никто в целом свете ничего не понимает.
Только сначала надо разобраться – а когда же всё-таки это было, и что, и как, и почему, заглянуть через шарик на ту сторону и перестать бояться… потому что там живут лисята и слонята, жирафы и кошечки, зайцы и щенки с большими доверчивыми глазами, которые знают, что хорошо и не знают, что плохо, потому что никому плохого не делают, просто иногда ошибаются…

"Никто из нас не может гарантировать ребёнку, что взрослым быть легко, но есть одна вещь, в которой я абсолютно уверена, -
взрослым быть лучше, чем ребёнком".

У Наташи растёт дочь, которой нет ещё трёх и которая во всём пока от неё зависит, и Наташе страшно, что будет, когда зависимость эта перестанёт быть такой полной, - ведь она вдруг обнаружила в себе преогромный родительский эгоизм. А ещё она не знает, как пустить нежное беззащитное дитя в мир, который не таков, как хочется, не таков, как писано в добрых книжках. Грязен и уродлив… И всё, что можно сделать, - читать побольше таких книжек и показывать побольше мультфильмов, и картинок, и всего-всего, что не отупляет, не запугивает и не чернит… И мысль, что сами мы как-то выросли и вроде ничего получились - приличными людьми, не утешает, а наоборот, потому что только мы знаем, сколько потеряли в этом долгом превращении из куколки… в бабочку ли?

Выставка в арт-кафе "Парочка" вот-вот закроется (см. "СП" № 45 от 13 ноября), её место займёт другая, чья-то ещё, но все, кто пришёл в гости к Лисёнку – попить кофе, закусить, поболтать – кто дал себе труд поднять глаза от тарелки к слабо подсвеченной стене, на которой – картинки, картинки, картинки… кто удивился, умилился или просто полюбопытствовал, тот… Так и хочется сказать что-то вроде "…тот открыл в себе нечто важное, живое – заглянул в ночную глубину своей души и увидел огонёк, который отныне будет согревать его, хоть иногда, и освещать ему путь, если он совсем заблудится…" Только в наши дни как-то не верится в озарения, и слишком много картинок мелькает вокруг, чтобы от каждой зажигался огонь, для этого просто нужен другой ритм жизни и другой уклад…

"Если в прошлом году, когда меня спрашивали, какую ответную реакцию я хочу получить на мои работы, я, помнится, отвечала, что если кто-то глядя на них улыбнётся, рассмеётся, развеселится, то мне уже будет хорошо. Теперь я поняла, что этого мало…
Теперь могу сказать: ежели кто-то глядя на мои картинки задумается… Мне стало казаться, что люди боятся показывать свои эмоции, боятся выражать тепло по отношению друг к другу. Не только в любви… я сталкиваюсь со многими матерями, которым трудно приласкать своего ребёнка, с детьми, которым трудно общаться со своей матерью. Чистые, импульсивные порывы все стараются скрыть, подавить - и маленьких детей этому же учат."
Отголосок той специально заготовленной, гладкой и складной тирады "про любовь", которая так и не прозвучала в телекамеру и потом забылась и, ударившись о бегущие мимо дни, разлетелась на осколки-слова, которые трудно собрать и склеить, как любые осколки…

"Когда наши дети ведут себя в точности так же, как мы вели себя в их возрасте, - это сводит нас с ума… Родители страшатся проявить свою любовь, если сами не были нежно любимы в детстве."

Тюмень многих приводит в уныние как город не-возможностей… когда возможности есть где-то, но не у нас. Можно сколько угодно твердить, что это не так, можно приводить примеры, поучить, что каждый-де сам кузнец, творец и на дуде игрец, и что неча на среду пенять, если сам без усов, - но вот противопоставить этому унынию всерьёз нечего. Только искренний интерес и поддержку делом… Тогда ни в какие особые дали не потянет.

Хотя Новосибирск вряд ли такая уж даль. И как раз потому что не-даль, от нас туда часто ездят, сравнивают и льют крокодиловы слёзы, возвращаясь. "Новосибирск – это маленькая Москва". А Москва им, слезам, не верит… Пусть она учёная, культурная и понимающая, ей тоже надо доказывать, и даже больше, чем другим – потому что учёная и понимающая. "Там надо жить – и копать, копать, копать потихоньку". Или чтобы кто-то увидел, полюбил, поверил, взял за руку и повёл… "по музеям и выставочным залам". По издательствам и игрушечным фабрикам…
Это не о Москве – о Новосибирске. Раньше Наташа частенько туда наведывалась, участвовала в выставках, программах и акциях, потому что был человек, который любил и верил. Звали человека Татьяна Плеско. Она звала, поддерживала и продвигала. Теперь её нет – то есть, конечно, но далеко-далеко, в краях, куда просто так уже не позовёшь, а если позовут, не поедешь. И всё, получается, прошло как не бывало? Некому стало звать…
От той же Татьяны Плеско Наташа узнала о проведении выставки "Свежее искусство Сибири". Поехала. Был июнь, не лучшее время – никого не собрать, народу не до искусства. И потому "толп вообще не было". Хотя главное-то – не толпы…

"Видно, художникам это надо - чтобы с ходу похвалили, чтобы понравилось… Выставку устроили в международном ярмарочном комплексе, а там параллельно проводились всякие конференции - каждый день была какая-то конференция, каждый день приходили новые люди… Мне особенно было приятно, что всем интересно – телевизионщикам, банкирам… ходят туда-сюда, спрашивают: а где это будет продаваться? а это уедет из Новосибирска или тут останется?"
Конечно, после такого захотелось, чтобы осталось. Где? В художественных салонах – где же ещё? А дальше началась правда жизни. Сколько ни звони… Ну одну продали картинку, ну две... "Не знаю, может живое присутствие нужно? И здесь то же – пока развешивала-перевешивала, что-то на стенах делала, у всех сразу просыпался интерес: а что, это продаётся? Можно купить? А дальше - ничего." Пока мы сидели и говорили о грустном, позвонила девушка, которая была в кафе, видела картинки и жутко захотела что-нибудь для себя…

В общем, если подумать, оно и здесь не так всё безнадёжно – сейчас во всяком случае. Появился новый зал при союзе художников, и не обязательно в нём членствовать, чтобы там выставляться… И люди здесь есть. Хотя бы Ольга Трофимова, которая состоит в союзе художников и в союзе дизайнеров, преподаёт в колледже искусств: "Не знаю, то ли она только сейчас стала таким своеобразным центром притяжения, то ли она и была им для всех, а я этого раньше не чувствовала… Она - единственный чистый человек, со светлой головой, который от всех этих проблем, во всех этих распрях не потух. Она будто маячок какой-то… Так и напиши."
Пишу.

Ольша Трофимова привлекла Наталью Таберт к участию в кукольной выставке, которая три недели работала в музее изобразительных искусств, хотя прежде Наташа кукол не делала. И дальше, может, не делала бы… Первый блин. Который, само собой, не обязан быть комом – но вышел не как задумано, и тем полезен, потому что помог понять, как надо было и вообще надо ли, а если надо, то для чего.
И Наталья Таберт поняла, для чего ей делать кукол. Чтобы дети с ними играли. Проще не бывает? Ну, во-первых, на выставке показывали не "кукол, в которые играют дети", а совершенно наоборот, потому и называлась она "Взрослые игры". "Мои игрушки в эту концепцию не вписываются. Ведь авторская кукла, она должна или что-то иллюстрировать или отражать внутренний мир художника, который в кукле себя реализует… А моя цель другая - чтобы дети могли с ними спокойно играть, на жирафе ездить, с зайцем спать. И мне дико, когда бабушки-смторительницы в музее не разрешают их трогать."

Дома дочери Наташа не показывала только Алису – "она бы ей все волосы выщипала", зато остальные "блинчики" успешно прошли "полевые испытания", их таскали, мяли, валяли по полу, на них скакали… Всё, как полагается. "И когда мы ходили на выставку, я её предупредила, что игрушки наши, но мы их потом заберём, а пока они пусть постоят здесь. Для неё это, конечно, было странно и непонятно… Я договорилась, чтобы ей разрешили их потрогать."
Но хотя "потребитель" разработку одобрил, сама Наталья Таберт не слишком довольна результатом – считает, что игрушки недоделаны и выставляться в музее, наверное, не годны. "Но Ольга Трофимова решила, что выставлять нужно всё". И хорошо, что решила…
Алиса получилась просто девочкой, без желанного психологизма, Маленький Принц вышел "гномиком-растрёпой", лис, сделанный ему в пару, разместила на ручках у Алисы, а пушистый разноцветный кот, которому, по сценарию, надлежало быть чеширским, не захотел исчезать и остался рядом, при своей улыбке. Жираф, заяц… На слона просто не хватило синтепона, потому он и получился такой маленький. А кажется, что так задумано. Или не кажется? Может, он, слоник, в своём сказочном хрустальном шаре, и правда задумал явиться к нам крохой… чтобы мы поняли, что живут на свете маленькие слоны и большие зайцы и синие с розовым коты, чтобы не думали, будто такого не бывает, потому что не может быть никогда… потому что это – город возможностей.

Особенно, когда голова полна идей. Если где-то не сложилось, Наташа обязательно придумает что-нибудь новое. И пусть за прошедший год у неё "поубавилось иллюзий", даже расхотелось загодя объявлять о многих задумках, она отказывается быть пессимисткой - и не будет, потому что идей у неё не стало меньше. Кукольный опыт породил такую: "Хочу игрушечный цех".
И сколь несбыточной не казалась бы эта мечта, она очень ровно вписывается в концептуальную, так сказать, стратегию. "Мне хочется, чтобы всё, что я делаю, дошло до каждого ребёнка. Может, кто-то считает, что это плохо – тиражировать. А я думаю: пусть дети хотя бы увидят, пусть всё это появится на прилавках магазинов – ну а уж купят родители или нет, не знаю…"
Некоммерческий подход, прямо скажем. И вряд ли стоит художнику делаться предпринимателем – "самой покупать машины, самой шить" – уже потому, что кроме производства это потянет за собой и бухгалтерию, и маркетинг, и ворох бумаг, и если всем заниматься самой… когда рисовать, когда придумывать?

Но что ещё остаётся, если "в Тюмени это никому не надо", - ждать лучших времён, когда, став богатой и знаменитой, она сможет выпускать фирменную марку "N.Таберт"? Ограничиться мечтами о книжках, календариках и телепрограммах, тем более, что и это совсем, совсем непросто. Но – хотя бы в принципе - возможно. А пока…
"Изменилась цветовая гамма – я этого сама себе объяснить не могу. Если раньше цвета все были нежными, без явных контрастов, то сейчас откуда-то полезли насыщенные тона – бардовые, фиолетовые, тёмно-синие, тёмно-зелёные… Мне стало интересно работать на контрастах, на тех цветах, которые я раньше рядом побоялась бы положить. Например, зелёный с красным. А сейчас почему-то не боюсь."
А темы всё те же – любовь, семья, дети, отношения между ними. Но и тут кое-что переменилось… дочка стала старше. "Раньше были мать и дитя, а теперь - оба родителя. Потому что оказывается, что одного материнского тепла ребёнку мало. Просто любви - мало. Пора подключаться разуму - а в материнской любви разума нет…

Когда-то мой муж написал стихотворение про то, что женщина это птица, она должна летать, парить, - "а ты вот всё хочешь быть крокодилицей и яйца несть". Знаешь ведь, что незачем их в наш страшный мир впускать, когда всё в тартарары летит… Теперь крокодилы выросли оба, начали эти самые яйца несть… но суть-то в том, что и крокодил может быть птицей."
Люди любят злорадно твердить мечтателям: "Жизнь-то тебя пообломает". Кажется, прямо слюнки пускают, ждут, когда же щепки полетят. А не хочешь доставить им удовольствие – не лезь под топор... Или стань крокодилом, не разучившись летать.
Пусть даже вокруг стало заметно больше мрачного… Даже народные сказки – русские и не русские тоже – кажутся теперь жестокими и кровожадными. "Практически все они заканчиваются тем, что кто-то кого-то съел. И Машенька в "Трёх медведях" обязательно должна убегать…"

Да, эти сказки рождены совсем другим сознанием, в них – отголоски древних ритуалов, мифов и тотемных представлений, и дети в них видят забавное, а не шокирующее, и если верно, что детство человека сравни детству человечества, то для ребёнка эта "первобытная" логика близка и постижима… Наталье Таберт она кажется бессмыслицей. Потому она хотела бы иллюстрировать "Алису", "Мэри Поппинс" или "Карлсона". "Но не то, что там происходит…" Карлсон сам по себе "фантазия", а ей хочется нарисовать фантазию от фантазии – "то, что Малыш с Карлсоном придумывают". Но это тоже скорее до тех времён, когда она станет богатой и знаменитой. Потому что сейчас "никому не нужны такие иллюстрации".


Один из разворотов книжки Леонида Пантелеева

А ещё ей хотелось бы написать книжку. "Писатель Леонид Пантелеев говорил, что каждый родитель может единственную книгу написать – о своём ребёнке". Но как-то руки не доходят, да и голова упрямится… А, может, и не надо? Может, все эти картинки о ребятах и зверятах и есть та особенная, ни на какую другую не похожая "Лизина книга", в которой - история её младенчества и взросления, все радости, огорчения, весь детский опыт познания мира и живых существ в нём, который она приобрела и ещё приобретёт за годы… Хрустальный шар, высвечивающий её маленькую жизнь в большой, взрослой перспективе, в которой есть вопросы и ответы, сравнения и аналогии, и наука, и игра, и забава, и утешение, и обещание – дар любящего сердца, сотворённый руками художника…
"Я последнее время замечаю, что даже маленькие дети научились лживо выражать свои чувства... И вот если мои работы в детях сохранят детское, хоть немножечко искренности и теплоты, - я уж на взрослых не замахиваюсь, не надеюсь, что у кого-то детство заиграет…"
Опять про любовь. К родителям, к детям, ко всякому ближнему и к дальнему, если хватит, к птичками и зверям, к кошкам, которые вьются рядом, пока мы пьём чай. "Животные, те же кошки, по отношению друг к другу никогда никакой фальши не допустят – если им что-то не нравится, то не нравится открыто". Не зря кто-то однажды сказал, что любит собак тем больше, чем лучше узнаёт людей.

Но Наталья Таберт и людей хочет любить, и чтобы люди любили друг друга, и чтобы не стыдились эту любовь показывать… Кругом и так слишком много агрессии, даже у самых маленьких. "И даже самые умные-разумные матери не обращают на это внимания. Может, жизнь стала слишком быстрой? Раньше были спокойные бабушки-дедушки, которые сидели дома, спокойно читали детям книжки, а сейчас все заняты, и любовь свою выражают конфетами, апельсинами и игрушками. Но ребёнку-то нужно общение. Я вижу, как сами взрослые ломают детям будущее, всё думают, как бы, когда он вырастет, услать его в какую-нибудь Англию… Держите детей при себе, тогда и никакой наркомании не будет. Всего в жизни не купишь, а детская любовь не продаётся."

"Много лет назад мне довелось прочитать своей дочери очаровательную книжку М.В.Браун "Кролик, который убегал". Она начинается так: "Однажды жил маленький крольчонок, который хотел убежать. И он сказал своей маме: "Я убегу". – "Если ты убежишь, - ответила мама, - я убегу за тобой. Потому что ты мой маленький крольчонок." Я подумала про себя: вот крольчиха, которая знает, что делает."

Наша с Наташей общая знакомая говорит, что её рисунки это хороший тест, чтобы узнать, "осталось в человеке что-то душевное или нет".
Ну, если брать "нравится – не нравится", то это ещё и дело вкуса…
А что до крольчих и крольчат, то есть у Наташи серия "Диван" – одна из последних и любимых. Вот раскинулся на диванчике заяц – "Даная"… Может, говорит, мне их в какой-нибудь мебельный магазин пристроить? Хотя тут опять надо подбираться по вкусу и цвету – не всем понравится идея разбрасывать по дорогим диванам мерзко линяющих зайцев, пусть даже нарисованных. Другое дело – какая-нибудь ногастая дива с фиговым листочком на знойных телесах…
"Сейчас головы у всех забиты какой-то чернухой… а чистота уходит. Я за эту чистоту постоянно цепляюсь, но она как будто никому и не нужна… А что показывают детям по телевизору? Телепузики, покемоны… И сейчас ведь делают много хороших мультфильмов, действительно хороших и добрых, у нас же почему-то все на эту дешёвку кидаются. Телепузики – это просто натуральное зомбирование. Они там пикают-микают, сюжеты зачем-то по два раза повторяются, и вертушка эта крутится… Они же нормальных детей дебилами делают. Как можно это выпускать в эфир, как можно этим забивать детям голову – куда вообще народ смотрит? Знаю много матерей, умных женщин, которые спокойно относятся к тому, что дети это смотрят… а мне становится дико и страшно.

И я ощущаю себя барьером, забором (улыбка? вздох?), мне хочется предложить детям что-то другое, но не могу же я прийти в садик и сказать: давайте я вам нарисую лисят и зайцев вместо этих ваших покемонов. Зато если удастся сделать телевизионную передачу, девиз её будет - война телепузикам, покемонам и всей этой страхолюдине."
Вообще-то Наталья Таберт очень невоинственный человек, просто у неё растёт дочка, которую рано или поздно придётся-таки от себя отпустить в мир, где бродят звери пострашнее покемонов. "Я всех призываю: люди, читайте детям хорошие книжки, читайте добрые сказки – жизнь ещё успеет напугать их тысячу раз. Не оставляйте их одних, провожайте в школу и встречайте из школы, потому что если сейчас детей потеряете, потом будет не восстановить."

…А Дюймовочки отчего-то получаются грустные. Может, оттого что эльфы к ним никак не прилетают, а все феечки и лисята уехали на выставку, и потому что в сказке, из которой они родились, слишком много от мира, утратившего чистоту, и ласточка взмывает в небо лишь в самом конце…
Раньше, она просто рисовала, а потом уже думала – что это такое получилось. Бывало, что-то приснится… Теперь не так, "всё из головы идёт": сначала придумывается ситуация, проблема, а под неё уже подбираются персонажи, сюжет. Свежие мысли приходят по-прежнему ночами, потому что она была и осталась "совой", но из снов уже не рисует. И говорит, что хочет вернуться "к истокам"…
Наташе нравятся стихи Тима Собакина – есть такой детский поэт – за то что они по-настоящему детские, и там никто никого не ест. А стишок про Лисёнка так подходит к её собственной нарисованной сказке, что им можно было бы и закончить:


В мягком ворохе пелёнок
На кровати спит лисёнок.
И лисёнку снится сон,
Что в лесу гуляет он.

Там ночные звери бродят,
Хоровод под ёлкой водят,
На спине у валуна
Пляшет жёлтая луна.

На луну ворчит спросонок
Мой резиновый лисёнок.

 

Но там, где заканчивается сон, всё только начинается. И стихи, и картины, и гадания по хрустальному шару. Про то, что ничего неизвестно наперёд и ничто не вечно, и про то, как рассказать об этом тем, кто ещё не знает, а научиться успел только одному – доверять тебе. И пусть он светит им, этот хрустальный шар, и пусть никогда не бьётся, ведь в нём – целая жизнь, которая ещё потребуется тем, кто придёт следом…

2002
 

 О т к л и к и,  п р е с с а

 

 

                   Тюмень 2008    © Наталия Таберт